Неучтивый рыцарь Сот, и прекрасная дама с цветами.

История рассказанная тёмной кендерицей Рисой, служителям храма Такхизис, за которые она чуть не была оттуда изгнана.

А вот ещё вам история про готов...
Было это когда я про храм Такхизис ещё ничегошеньки не знала. Иду я значит по своему родному лесу, а леса мне на Ансалоне родные, почти все, кроме самых замороченных с мертвяками всякими. Любуюсь окружающей природой от нечего делать. А навстречу всадник призрачный какой-то. Весь чёрный как ворон могильный. И жутью от него какой-то замогильной веет. Хоть и бесстрашны мы кендеры, а от этого, ну прямо мороз по коже идёт, как в Шойхановой роще. И конь под ним чёрный, и латы чёрные, а лицо чёрным забралом закрыто. Ну просто назгул какой-то! Вот думаю, сейчас как ближе подъедет, и сразу дорогу у меня до Хоббитона спросит! И ещё про Торбинса, или там про какого ни будь Бегинса спросит. А я ему ничего не скажу, потому как, не бывала я никогда ни в каком Хоббитоне. И с Торбинсами никогда близко знакома, не бывала.
А он всадник воронёный этот, меня не замечая, мимо мчится, и забрало своё закопченное с лица не подымает. И как это не жарко ему там? А впрочем, отчего ему бы вдруг жарко стало, когда от него самого, таким могильным хладом веет, что мощи его мертвяцкие, небось, и в самую жару не протухнут. А на груди у него цветок какой-то совсем увядший висит. То ли пророс прямо на латах и завял от его вечного холода. То ли нарисован прямо на латах был, и всё равно увял от недостатка внимания со стороны чёрного рыцаря, или от его мрачного вида. И что самое забавное во всём этом, так это то что лес весь вокруг такой радостный, и цветущий. Цветов в нём всяких разных видимо невидимо, а он весь такой гордый рыцарь невзрачного образа, прямо по ним на коне своём траурном несётся, и ничего под его чёрными копытами не замечает. Я и кричу ему в след:
– Эй сударь, а цветочек-то, цветочек ваш, завял уже весь! –
Не слышит вроде бы. Может он конечно и не хотел меня услышать, промчавшись мимо во весь опор, куда-то по своим тёмным делам. И нет ему никакого дела, ни до меня, ни до своего вялого цветочка. Но ведь если с другой стороны рассудить, если бы ему не было никакого дела, до этого своего цветочка, то зачем бы ему, его тогда носить? Тем более на самой груди, как что-то особенно дорогое его леденящему, чёрному сердцу? Оказывается и призрачные рыцари не лишены романтической сентиментальности! А раз так, тогда нужно срочно спасать его ранимую чёрную душу!
Рассудив так я по быстрому насобирала тут же на цветущей обочине самых разных цветочков, и устремилась вслед за Чёрным всадником, то и дело срывая прямо на ходу приглянувшиеся мне цветочки, в букетик. Когда же мне наконец-то удалось его настигнуть, и даже немного забежать вперёд по более короткой дороге. Мне ли не знать все самые краткие пути в лесу! Я прямо ещё даже, толком не отдышавшись, выпалила прямо в лицо этому мрачному романтику:
– Эй сударь, а я и не знала что вы так цветы любите! Вот насобирала вам букетик, для пополнения вашего гербария! А то ваша сушёная кувшинка, уже как-то не очень на вас смотрится, даже в геральдическом смысле! –
Но тут он почему-то осерчал, а конь его шарахнулся, и встал на дыбы от протянутого мною букета. И не отвечая не слова, погнал коня прямо меня. Это была конечно же глупая мысль, гонятся в лесу на коне, за шустрым кендером. Пусть ты даже и призрачный всадник, и загонял насмерть, у себя в Хоббитании, не один десяток пугливых Фишко-Норушкинсов, но жирный пушистый хоббит, с фишкой на шее это одно, а кендер, или даже кендерица в густом лесу, это уже совсем другое дело. Я в уж по норкам прятаться не стану! И не только терновый куст – мой дом родной, но и весь остальной лес тоже!
Но вот только хотелось бы знать, чем всё-таки ему цветы мои не угодили? Так ведь старалась, собирала, а потом ещё его невежу по всему лесу догоняла! Может быть, ему букеты не устраивают, и лучше было бы из этих цветов, венок ему на шлем сплести? Тоже мысль! Только вот сделать это, нужно будет, лучше сидя на дереве, и скинуть венок ему на его тёмную голову, когда он мимо проезжать будет. А не понравится, то можно будет и с кладбища ему свежий могильный венок притащить. Там они все как раз такие, какие ему больше всего нравятся, мрачные, чёрные, и увядшие! Можно будет даже его любимых лилий набрать, там они все искусственные, пожухлые, и заплесневелые. Зато никогда не завянут!

Записал дед Фисбен светлый.
Со слов тёмной кендерицы Рисы.

Истории рассказанные тёмной кендерицей Рисой, служителям храма Такхизис, за которые она чуть не была оттуда изгнана.

Гном Сидри, сидр, и дракон.

Сидим мы как-то с гномом одним в пещерке его уютной. Его тогда, вроде бы Сидрисом звали. Сидри то есть по простецкому, сидр он очень уж тогда уважал, яблочный там, или грушевый, каким уж его угостят. Сейчас его может быть, уже и по-другому кличут, кто их этих гномов разберёт, что они ему сейчас наливают. Ну и сидим мы с ним значится, пивко какое-то потягиваем, потому как любимого сидра, нашему Сидеру уже вторую неделю за что-то гномы не наливали. Нашкодил видать им опять чем-то Сидрис. Мечишко небось им мифрильный в горне перекалил, пережёг, или лесных клопов в чан с яблочным сидром понакидал. Словом изобиделись на него все остальные гномы за что-то, и приходилось ему заместо сидра простеньким пивком пробавляться. Ну а с ним, и мне заодно. Рассказывать ему совсем нечего, было, и сидит он молча как пень, в кружку свою с пивом уткнулся. И только пену с бороды мрачно так сдувает, с таким видом будто бы у него дракон только что, всё нажитое за пол его гномьего века добро, себе забрал. Я уж его и не отвлекаю от дум его тяжких, а от нечего делать, стала кружку свою пустую разглядывать. Потому как пиво-то в ней уже кончилось, а просить угрюмого этого Сидра, чтобы он от мыслей своих мрачных отвлёкся, и плеснул ещё пивка по новой, пока не хотелось.
А кружица, и в самом деле занятная оказалась. С письменами какими-то невразумительными. Я ещё тогда подумала, что это пьяный в дымину гном, вырезал какими-то хмельными неведомыми рунами, надпись «Для Пива», только вот прочесть эти хмелевые руны, сможет только другой, тоже пьяный в дымину гном. И ещё кружка эта от времени вся потемнела, то ли от тёмного пива, то ли от сидра его любимого, или эля густого как кисель. Словом налёт с этой кружки, словно штукатурка слоями осыпалась, ежели по ней постучать хорошенько. Ну я и давай кружкой этой самой, по стене постукивать, чтобы Сидрус перестал наконец в своей кружке киснуть, и мне ещё пива налил. И тут за стенкой с той стороны, мне в ответ тоже кто-то стучать начал, да так что с потолка пещеры нам на головы, крупные камни посыпались, всё вокруг так и закачалось, стол да лавки, как гномы пьяные, ходуном заходили, и всё на бок завалиться норовили. А там за стенкою этой, тоже что-то огромное ворочаться с боку на бок начинает. А стенка эта у него в пещере, не как все остальные обычные, а кирпичом зачем-то заложена была. Всё хотела его спросить, что он там такое прячет, да вот как-то недосуг было. И вот тут-то как раз по-моему, и наступило наконец время спросить его об этом. Но Сидриус как обычно снова ничего объяснять не захотел, а вскочил как заполошный, и кричит мне, чтобы убиралась отсюда бегом, и подальше. Вот так и всегда, на самом интересном месте, беги да не оборачивайся. Нет уж, хоть одним глазком да погляжу, что там у него такое, раз он и сам никуда бежать, пока не собирается. А оттуда тем временем, проломив себе, путь наружу, показалась здоровенная драконья голова. Красивое это было зрелище, глаза у этого дракона горят, чешуя в свете факелов так вся и сверкает, огнём переливается. Но Сидри, зануда эдакий, любоваться всем этим, даже и не подумал. Кинул свою недопитую кружку, прямо ему в оскаленную пасть, хвать меня в охапку, и бегом из пещеры. Только, только успел дверь, перед его драконьей мордой захлопнуть. И больше со мной на эту тему не захотел разговаривать. Как-то совсем невежливо он со мной расстался, мог бы, по крайней мере, объяснить даме, что у него сегодня нелады с домашним животным. И потому не до гостей ему сегодня как-то. А хмуро так на меня зыркнул, и к другим гномам за подмогой побежал.
Я позже ещё как-то раз попыталась найти его и разузнать: Зачем же он у себя в пещере, дракона замурованного хранил? Ему ведь бедняжке, небось, совсем тесно там было! Но как оказалось, Сидри уже успел съехать из этой пещеры куда-то. А на её месте, гномы каменюку громадную зачем-то вбили. И надпись как у них водится, какую-то на своих гномьих рунах выбили. Наверно в память о том достославном событии, или может снова дракона своего, замуровать решили. Любят они зачем-то, всё самое красивое, подальше от любопытных глаз припрятывать. А попроси потом у них, его показать, так ведь нипочём и не допросишься. И ходит теперь Сидри небось уже давно под другим именем, потому как чувствую, что после этого случая, гномы и вовсе перестали его сидром угощать. Была там и ещё одна надпись на всеобщем. «Специально для любопытных кендеров!» Эту надпись я уже позже приметила. Там было выбито:
«Осторожно! Здесь спит злой алый дракон! По плите кружками не стучать!»

Записал дед Фисбен светлый.
Со слов тёмной кендерицы Рисы



Если вы хотите разместить на нашем сайте свой фэнтези-рассказ, стих или балладу, оставьте записку Хранителю